Бернштам Александр Натанович

Основоположник научной археологии Кыргызстана

Бернштам Александр Натанович – видный археолог, этнограф и историк-востоковед, крупнейший исследователь истории и культуры народов Средней и Центральной Азии, основоположник археологического исследования Кыргызстана.
Родился А.Н. Бернштам 1 октября 1910 г. в г. Керчи в семье служащего. Отец его, погибший в годы гражданской войны, был активным участником всех трех российских революций: в 1905, 1917-м – февральской, в 1917-м – октябрьской. В школьные годы Александр увлекался краеведческой работой, она-то, очевидно, и пробудила интерес к исследованиям и поискам, особенно к историческим.
В 1928 г. А.Н. Бернштам стал студентом этнографического отделения географического факультета Ленинградского государственного университета, где активно занимается научно-исследовательской работой в области этнографии. Его первая научная публикация «Жилище крымского предгорья. Опыт социологического анализа» посвящена традиционному жилищу крымских татар.
В студенческие же годы (1930 г.) он впервые совершил научную поездку в Среднюю Азию, в Туркмению с целью изучения быта туркменского народа, результатом которой стала его работа «Туркменский род и колхозы» (1931 г.), подтвердившая интерес молодого исследователя к истории и культуре народов Средней Азии. Студент А. Бернштам в это время был уже сотрудником Государственной академии истории материальной культуры (1). После окончания университета его, как талантливого молодого ученого, проявившего большие способности к исследовательской работе, оставляют в аспирантуре.
Ярко и разносторонне началась научная жизнь для Александра Бернштама. Он увлекался теоретическим наследием классиков марксизма и еще в 1931 г. одним из первых предложил при научном исследовании проблем этнологии использовать классовый подход – новое направление в советской этнографии. Научные интересы А.Н. Бернштама совпали с периодом становления советской исторической науки и развернувшихся бурных политических дискуссий 30-х годов. Его работы «К вопросу о закономерности в развитии архаической формации (К разработке теоретического наследства Маркса, Энгельса, Ленина)» в соавторстве с Е.Ю. Кричевским; «О роли завоеваний в исторической концепции Карла Маркса»; «Проблемы распада родовых отношений у кочевников Азии»; «Наследственность и выборность у древних народов Центральной Азии» и другие свидетельствуют о научных интересах молодого ученого и активном участии его в становлении и развитии этнографии.
Историки отмечают, что для А.Н. Бернштама, также, как и для многих ученых конца XIX – начала ХХ вв., были характерны широта кругозора, знаний, многоплановость научных интересов и определенный политический патриотизм. Этим качествам он не только остался верен, но и сумел развить их в течение всей своей научной и творческой деятельности. Его научные труды – тому свидетельство.
К исследованию больших научных проблем, равно, как и к обобщению отдельных археологических материалов, А.Н. Бернштам подходил комплексно, с привлечением разных, известных ему источников, включая археологические, этнографические, географические и многие другие, добытые им в экспедициях, архивах или опубликованных изданиях. Такой метод исследования позволял даже в небольших статьях дать достаточно целостную картину изучаемого исторического явления. По названиям трудов можно судить о важных его открытиях. К ним и сегодня ученый мир относится с большим уважением. Достаточно отметить хотя бы имеющий большое историческое значение факт выделения сакской культуры в высокогорных районах Тянь-Шаня и Памиро-Алая или гуннской проблемы, и особенно роли гуннов в истории Центральной Азии и Европы.
Заслуга А.Н. Бернштама в изучении древнего Кыргызстана поистине неоценима. Его труды следует изучать, и только тогда станет ясно, что его исследования – это целая эпоха в историографии археологии и истории Кыргызстана. Ученые даже обозначили ее, назвав «бернштамовской».
В 1931–1934 гг., будучи еще аспирантом, он с помощью крупнейших тюркологов С.Е. Малова и А.Н. Самойловича овладел техникой чтения древнетюркских рунических текстов, что дало ему возможность основательно заняться их изучением. Они, в свою очередь, стали главным источником для всестороннего исследования социально-экономической жизни тюркских племен VI–VIII вв. и особенностей их социального строя.
Кандидатская диссертация на тему «Социально-экономический строй древнетурецкого общества VI–VIII вв. Турки в Монголии» была защищена им в 1935 г. И только после всестороннего изучения, проверки, обогащения новыми материалами в 1946 г. эта тема была развернута в работе «Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок VI–VIII вв. Восточно-тюркский каганат и киргизы».
Многие ученые отмечают, что особенно глубоким исследованием отличаются проблемы, касающиеся происхождения тюрок, особенностей их социальной организации, этапов исторического развития, расселения и передвижения, роли и места тюркских народов не только в контексте истории Центральной Азии, но и мировой. Именно аналитическое, скрупулезное изучение и использование разнообразных источников позволило ему многие проблемы истории кочевников Евразии рассматривать как единый целостный процесс.
Археологическая деятельность А.Н. Бернштама началась в 1933 году, когда он был командирован в Среднюю Азию с целью археологического обследования Чуйской и Таласской долины Кыргызстана и южных районов Казахстана. Для выявления исторической топографии городищ и отождествления их со средневековыми городами, обозначенными в письменных источниках, он обследовал известные уже памятники, ознакомился с археологическими коллекциями музеев городов Фрунзе, Джамбула, Самарканда. Отдел Востока Государственного Эрмитажа поручил А.Н. Бернштаму собрать археологические коллекции семиреченских тюрок VI–VIII вв.
И с этих пор вся дальнейшая творческая жизнь ученого была связана с изучением древней и средневековой истории Средней Азии, и особенно Кыргызстана. Причем А.Н. Бернштам поставил перед собой задачу заполнить многие «белые пятна» на археологической карте Средней Азии. Обследовать, описать и представить горно-степную ее часть в комплексе, соблюдая хронологическую последовательность, но … обязательно с использованием археологических источников. При внимательном прочтении его отчетных публикаций просматривается непреодолимое желание найти орудия каменного века. Но и к решению этой задачи он шел постепенно. Чаще накопление археологических материалов зависело от случайности.
И тем не менее, несмотря на масштабность охвата намеченных проблем, у него была своя четкая методика работы, сопровождавшаяся детальным анализом и обобщением результатов. Ученые считают, что начальный, но результативный этап «бернштамовского» периода в историографии относится к 1936–1941 гг., когда были получены значительные полевые материалы, заполнившие пробелы в истории Кыргызстана. В частности, важнейший из них – открытие в результате раскопок в 1938–1939 гг. могильника в долине реки Кенкол в Таласе. Он был отнесен к эпохе Великого переселения народов. Результаты описаны в работе «Кенкольский могильник» (Л., 1940).
Другое открытие, сделанное в этот «бернштамовский» период, – обнаружение средневековых материалов, позволивших аргументировать на основе данных археологии тезис В.В. Бартольда о согдийской колонизации Семиречья и выделить «киданьскую культуру». Оба открытия были обобщены в работах: «Согдийская колонизация Семиречья» и «Археологические работы в Семиречье».
Открытия, сделанные в эти годы и суммированные с данными А.И. Тереножкина, В.М. Воеводского, М.П. Грязнова, позволили ученому разработать историко-археологическую периодизацию прошлого Северного Кыргызстана от эпохи камня до монголо-тимуридского времени.
Будучи уже опытным тюркологом, в 1936 году А.Н. Бернштам приступил к археологическим исследованиям в зоне северной степной периферии Тяньшане-Алае-Памирской горной системы. И, естественно, проводя раскопки Тараза, которые продолжались вплоть до 1941 г., ученый делал акцент на изучении средневековых памятников – оседлого населения и кочевников-тюрок. Но в 1938 г. был обнаружен и раскрыт Кенкольский могильник и … работа над его материалами повела «нас еще глубже – «К скифскому» периоду… Во всем объеме встала проблема изучения ранних кочевников Семиречья и Тянь-Шаня», – позднее отмечал ученый.
Дальнейшее изучение исследований предшественников заставило записать его следующий вывод, вернее, помогло определить его последующие научные намерения: «Письменные источники и археологические данные указывали, что район обитания и продвижения этих народов не был ограничен Тянь-Шанем… Нужно было войти в Фергану…, проникнуть в горные долины Алая… А на юге… стоял грозный Цунлин (Памир)… Саки должны были его пересечь, но не по северным горным массивам, … а с южной стороны» (2).
В сферу своих научных исследований А.Н. Бернштам считал необходимым включить и Восточный Туркестан, поскольку был уверен в существовании основных памятников именно в этом районе китайской территории. Но самое главное – уже здесь он четко выделил методы своей научной работы, ее цели и задачи.
Археологическое открытие сакской культуры в Средней Азии, особенно в ее высокогорных районах Тянь-Шаня, Алая и Памира, в то время явилось сенсацией. О саках было известно достаточно много, но только по античным греческим, персидским и китайским источникам, и они были все еще предметом не только изучения этой проблемы, но и дискуссий. Археологическая карта их расселения по территории Средней Азии, предложенная А.Н. Бернштамом, расширила возможности для углубленного и полного изучения истории и культуры.
На основе письменных источников, а также Буранинского и Чельпекского курганов, раскрытых М.В. Воеводским и М.П. Грязновым, ученый заявил о необходимости изучения памятников усуньской поры и усуньской проблемы в целом. Причем на основе своих собственных археологических исследований он выдвинул важное положение, касающееся преемственности культур местных саков и усуньских племен. Такое мнение было принято многими учеными, но оно противоречило сообщениям письменных источников о восточном происхождении усуньских племен.
Сегодня эта проблема почти решена современными учеными. Мало того, обнаружено достаточно археологических материалов на дне Иссык-Куля и на его побережье, свидетельствующих не только о древнейшей сако-усуньской культуре, но и … о государственном образовании Усунь и ставке усуньского кунбага – городе Чегучэн.
Открытия в 1938–1939 гг. катакомбных захоронений с богатыми археологическими памятниками в Кенкольском могильнике в Таласе вызвали большой интерес ученых к проблеме о роли гуннов в древней истории Средней Азии и подвигли на поиски аналогичных памятников в других регионах, в результате чего был выделен особый раздел в среднеазиатской археологии по специальному изучению подбойно-катакомбных захоронений в первых веках новой эры.
В то время многие ученые не согласились с предположением А.Н. Бернштама о принадлежности этих памятников гуннам. Собственно, и сегодня проблема соотнесения археологических памятников с усунями, гуннами и другими кочевниками остается сложной, и к единому мнению ученые пока не пришли.
В течение многих лет Александр Натанович вел «исследование истории гуннов по самым различным источникам, преимущественно китайским, и по археологическим памятникам, значительная часть которых на территории Средней Азии была им открыта. Результатами этих исследований явились доклады и статьи, опубликованные в советской научной печати и посвященные, главным образом, частным вопросам предмета», – пишет А.Н. Бернштам в разделе «От автора» в вышедшем в 1951 г. «Очерке истории гуннов» (3).
Его «Очерк истории гуннов» явился первым научным исследованием в советской исторической литературе об особенностях социальной структуры, о возникновении первого племенного государственного объединения гуннов – предшественников древнетюркского населения Центральной Азии. Впервые отмечено значение процесса деления гуннов на северных и южных, положившего начало Великому переселению народов, которое повлияло на историю многих народов Азии и Европы. Основной тезис – об исторически объективной прогрессивной роли гуннов в истории Евразии – вызвал в то время обширную дискуссию и даже резкие возражения многих ученых. Книга была признана как «содержащая серьезные политические ошибки», автор как «апологет захватнических войн» был обвинен в «пантюркизме». Здесь же «припомнили» его призывы к сохранению всего полезного в творческом наследии Н.Я. Марра вопреки взглядам И. Сталина.
Совершенно очевидно, что подобную идеологическую реакцию на выходящий труд предвидели и сам автор, и ответственный редактор книги М.М. Дьяконов. В разделе «От редакции» дана оценка труда и предполагаемая реакция: «Такая постановка вопроса об объективно-исторической роли гуннского племенного союза, основанная на значительном фактическом материале, едва ли не впервые делается в научной литературе (имеем в виду советскую историческую литературу). В буржуазной литературе, естественно, такой постановки вопроса было бы трудно и ожидать.
Хотя суждения, аналогичные мыслям автора, и проскальзывали в советской исторической литературе (Толстов, Удальцов, Третьяков, Гайдукевич), однако они не имели такой развернутый характер, как это сделано в книге «Очерк истории гуннов».
Несомненно, что такая точка зрения не может не вызвать и вызовет, вероятно, отклики. Будут голоса «за» и «против» предложенной автором оценки исторической роли гуннов (4).
Грубое вмешательство политики в сферу науки отпугнуло большинство ученых от изучения кардинальных вопросов истории народов Центральной Азии, хотя многие из них остаются актуальными и сегодня, в частности: проблема государственности у кочевников, в том числе и у кыргызов. А.Н. Бернштам был отстранен от преподавательской работы, экспедиционных работ, лишен права иметь учеников. Все это, разумеется, сыграло свою роковую роль и отразилось на творческой, научной деятельности и на судьбе крупного ученого.
Все эти события, связанные с публикацией «Очерков истории гуннов», произошли через несколько лет после Великой Отечественной войны. А в годы войны А.Н. Бернштам жил и работал в г. Фрунзе, поскольку по состоянию здоровья не мог быть призван в действующую армию: он с трудом передвигался вследствие перенесенной еще в юности тяжелейшей травмы ноги.
Летом 1941 г. Александр Натанович возглавил экспедицию, выполнявшую роль археологического надзора на строительстве Большого Чуйского канала. Работа на трассе канала, протянувшейся на 150 км, «выбросила» многочисленный ценнейший материал, позволивший сформулировать более полное представление о периодизации древних культур Северного Кыргызстана. Археологические находки экспедиции 1938–1940 гг. явились первыми экспонатами историко-археологического отдела Киргизского государственного музея краеведения. Отдел музея, торжественно открытого в ноябре 1941 г., был создан членами экспедиции археологического надзора, руководимой А.Н. Бернштамом, насчитывал более 3000 номеров (без монет) основного фонда. Впоследствии он стал музеем союзного значения (5).
Отчитываясь об итогах работы экспедиции на научном заседании Института истории материальной культуры им. академика Н.Я. Марра в августе 1942 г. в г. Ташкенте, ученый подчеркнул, что «гигантский объем земляных работ на трассе канала, по самым грубым подсчетам, равен 100-летним земляным работам археологических экспедиций в Киргизии. … Археологи получили гигантский вещевой материал, изучение которого помогает решить ряд исторических проблем, доселе неизвестных либо поставленных на сравнительно ограниченном числе археологических фактов…
Уже самый предварительный просмотр собранного материала показал, что земляные работы на канале дали в распоряжение науки археологический материал, охватывающий ч е т ы р е х т ы с я ч е л е т- н и й период исторического развития Северной Киргизии» (6).
На заседаниях научных и государственных учреждений столицы неоднократно заслушивались доклады об итогах экспедиции, а о характеристике и значимости «находок» жители республики могли прочитать в статьях А.Н. Бернштама, помещенных в газете «Советская Киргизия» за 21 мая, 4 июня и 22 июня 1941 г. (день начала Великой Отечественной войны) и даже в Moscow News за 8 января 1943 г.
В военные (1944 г.) и послевоенные годы (1946, 1949 гг.) он возглавлял Тянь-Шаньскую экспедицию. В течение августа-сентября 1944 г. экспедицией было совершено «археологическое путешествие» длиной более 2500 км по двум маршрутам: Фрунзе – Иссык-Куль – Кочкорка – Нарын – хребет Кок-Шаалу – долины рек Нарын, Атбаши, Арпа, Аксай и в г. Ош – через Туркестанский и Алайский хребты на Алай – долины рек Гульча, Куршаб, Кара-Дарья, Кара-Кульджа.
Экспедиция носила в основном разведочный характер, наметила маршруты для окончания рекогносцировок, и А.Н. Бернштам предложил на ближайшие пять лет программу комплексных археологических исследований горно-степной части.
Студенты и ученики А.Н. Бернштама, ездившие с ним в экспедиции в 1940-х годах (Ю.А. Заднепровский, Ю. Баруздин, И. Кожомбердиев), с восторгом вспоминали годы спустя, как мэтр после тягот полевого дня вечерами надиктовывал свои научные труды, по памяти указывая сноски на литературу, иногда даже страницы.
Летом 1950 г. Памиро-Ферганской археолого-этнографической комплексной экспедиции удалось довольно подробно обследовать гигантское скопление наскальных изображений на Ферганском хребте в урочище Саймалы-Таш. В работе «Наскальные изображения Саймалы-Таш» ученый пишет о том, что «это уникальное местонахождение наскальных рисунков было открыто еще в 1902 г. художником Н.Г. Хлудовым, а затем осмотрено в 1903 г. членом Туркестанского кружка любителей археологии в Ташкенте И.Т. Пославским. Оба исследователя подчеркнули исключительный интерес комплекса, однако не дали ни достаточно полного его описания, ни правильной хронологической оценки».
В 1946 г. преподаватель Киргизского педагогического института г. Фрунзе Б.М. Зима обследовал Саймалы-Таш и на основе личных сборов написал и защитил диссертацию на тему «Наскальные изображения Киргизии». Б.М. Зима, считает А.Н. Бернштам, более тщательно, чем его предшественники, обследовал урочище, однако и он также не охватил всего комплекса и весьма еще недостаточно отразил в печати свои наблюдения (7).
И действительно, через Н. Хлудова и И. Пославского о наскальных изображениях стало известно Туркестанскому кружку любителей археологии, с деятельностью которого связано множество и по сей день не утративших значение исторических и археологических открытий. Б.М. Зима – первый профессиональный исследователь – высказывает мысль о том что обилие и разнообразие петроглифов этого комплекса охватывает столь большой отрезок времени, что он вместил в себя целую стадию в развитии древних насельников этих мест. Но… возражение А.Н. Бернштама «вызывают претенциозные попытки Б.М. Зимы видеть в среде отсталого тогда кочевого мира едва ли не древнейшие цивилизации Востока, попытки, питающие домыслы буржуазных националистов» (8).
Что это – дань времени? Или на самом деле не стоит преувеличивать явление, еще не изученное до конца. «Группа наскальных изображений Саймалы-Таш возникла в районе пастбищ, но не близ караванных дорог, а на уединенной и обособленной территории, хотя и неподалеку от относительно оживляемых и важных центров оседлости и земледелия», – считает А.Н. Бернштам (9).
Интересны рассуждения писателя-геолога Л.Б. Дядюченко об экспедиции Александра Натановича, о которой он, очевидно, узнал из публикаций ученого. В очерке «По тропе времени», посвященном тому же урочищу Саймалы-Таш, Л.Б. Дядюченко пишет: «Маститый ученый безоговорочно отнес Саймалы-Таш к явлениям, имеющим мировое историко-культурное значение. Оговариваясь, что количество изображений Саймалы-Таша подсчитать практически невозможно, ученый все-таки делает такую попытку, получив цифру в 91900 петроглифов» (10).
По этому поводу Л.Б. Дядюченко ссылается на самого А.Н. Бернштама, который действительно писал: «Как бы ни были приблизительны эти подсчеты, они все же весьма близки к действительности и свидетельствуют о том, что по числу изображений с комплексом в Саймалы-Таш едва ли сопоставимы аналогичные скопления, известные нам не только в Азии, но и во всем мире» (11).
В А.Н. Бернштаме, как мне показалось, Леонид Борисович увидел поэтическую родственную душу, восторгающуюся древним человеком, «понимающую толк в камне»: «Несомненно, ученый был настолько увлечен Саймалы-Ташем, его богатствами образного и знакового ряда, что лаконизм ученой статьи то и дело уступал место «восторженным заключениям», как слегка иронизирует над ними сам Бернштам» (12).
Между тем в «Наскальных изображениях Саймалы-Таш» Александр Натанович пишет: «Абсолютное преобладание сюжетов и композиций, идущих от мышления людей, связанных с горными ландшафтами Тянь-Шаня, дает основание полагать, что Саймалы-Таш – это прежде всего ярчайший памятник культуры горно-скотоводческих племен, создавших здесь тысячелетиями неумиравший, грандиозный «горный храм» (13).
И далее Л.Б. Дядюченко выделяет еще одну мысль А.Н. Бернштама: «Развивая идею горного храма… ученый пишет: «Саймалы-Таш – святилище кочевых племен Ферганы тянь-шаньского происхождения и тянь-шаньских племен, установивших культурные и политические связи через Фергану и Алай с Памиром, Средней Азией и Передним Востоком» (14).
Совершенно очевидно, что прочтение труда А.Н. Бернштама «Наскальные изображения Саймалы-Таш», а через него проникновение в духовный мир древнего человека подвигло Л.Б. Дядюченко – писателя-геолога – всерьез заняться изучением этой древней галереи. Скоро был им снят фильм «Горный храм – Саймалы-Таш». И теперь вот уже в течение шести–восьми лет студенты Славянского университета с помощью этого фильма «посещают» святилище древних кочевых племен.
Вдохновленный идеями Александра Натановича о первобытной идее, о родине и вере в благополучие, приносимое постоянной органической связью с ней и выступающей здесь достаточно ясно, Леонид Борисович делает свои открытия о восприятии чувства прекрасного, духовного мира человека эпохи палеолита:
«…Черная морена… она аспидно-синяя, она прямо-таки полыхает из опушающей ее сочной зелени альпийского лука-сарымсака своим ярко-фиолетовым, автогенным огнем. Она явно обладает притягательной силой, она сама по себе является природным феноменом. Она просто не могла не привлечь к себе человеческого внимания… Он (древний художник) так точно мог оценить и использовать в своих композициях фактуру камня, его цветовые, структурные градации…
А в камне древний художник толк понимал. Потому-то и облюбовал для себя это урочище…» (15).
Среди проблем, которыми серьезно занимался ученый, важнейшее место занимает проблема происхождения кыргызского народа. Круг его интересов был очень широк: исследования наскальных изображений Саймалы-Таша и Араванской скалы, влияние культуры Сасанидского Ирана и Византии на культуру народов Средней Азии, появление и распространение буддизма и христианства в Средней Азии, изучение нумизматики, древнетюркской и уйгурской эпиграфики… Немаловажную роль в творческих успехах ученого играло умение читать рунические тексты и китайские иероглифы, датировать монеты и определять географию их распространения, умение работать с первоисточниками.
Выше отмечалось, что А.Н. Бернштам стоял у истоков создания отдела археологии Государственного исторического музея Кыргызстана. Неоспоримо его участие в создании фундаментальных обобщающих трудов, таких, как первое академическое издание «Истории Киргизии» (1956 г.). В этом издании, кроме общего руководства, он является автором трех глав по древней и средневековой истории Кыргызстана. Его «открытия» были использованы при подготовке следующих трех изданий «Истории Киргизской ССР».
Являлся он автором разделов, в которых рассматривались проблемы древней и средневековой истории народов Средней Азии в «Истории СССР» (1939 г.), а также ряда глав первых двух изданий «Истории Казахской ССР» (1943, 1949 гг.).
Классическое произведение Н.Я. Бичурина «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» (1950 г.), а также В.В. Бартольда «Очерк истории Семиречья», «Киргизы» (1943 г.) были переизданы благодаря активной деятельности А.Н. Бернштама.
А.Н. Бернштам оставил огромное теоретическое наследие (более 150 названий работ, в том числе 20 книг), почти полностью посвященное Кыргызстану. Оно явилось результатом собственных археологических исследований. Его экспедиции: Семиреченская (1938–1940 гг.), экспедиция археологического надзора на строительстве Большого Чуйского канала (1941 г.), Тянь-Шаньская (1944–1946, 1949 гг.), Южно-Казахстанская (1947–1949 гг.), Памиро-Алайская (1947–1948 гг.), Памиро-Ферганская (1950–1952 гг.) и другие дали огромный материал для научной деятельности, связанной с изучением древней и средневековой истории народов Средней Азии вообще и Кыргызстана в частности.
Летом 1956 г. А.Н. Бернштам предпринял последнюю экспедицию в высокогорные районы Алая и Памира. В ноябре он участвует в научной сессии в г. Фрунзе по этногенезу кыргызского народа – проблеме, занимавшей, собственно, основное место в исследованиях ученого. Тема его доклада так и звучала: «Сложение тюркоязычного населения Средней Азии и происхождение киргизского народа». Спустя месяц – 10 декабря 1956 г. – он скончался в возрасте 46 лет.
В концепции А.Н. Бернштама по происхождению кыргызского народа имеется ряд спорных положений, особенно это касается предложенных им этапов переселения кыргызов на Тянь-Шань. Но… и сегодня проблема эта одна из сложнейших и продолжает оставаться во многом дискуссионной. Хотя в 2003 г., в Год кыргызской государственности, был поднят огромный пласт неисследованных до сих пор источников и опубликовано огромное количество научных исследований.
Сложение кыргызского народа, по мнению А.Н. Бернштама, завершилось в XVI в. Ученый считает, что за свою длительную историю он усваивал и развивал дальше многие культурные достижения древних обитателей Тянь-Шаня, в свою очередь, внося определенный вклад в общую культуру стран Востока.
«Несомненно, что в образовании современных киргизов Тянь-Шаня основное ядро составляли племена енисейских киргизов. Численность тянь-шаньских киргизов увеличивалась не только за счет перекочевки енисейских киргизов, не только за счет естественного прироста населения, но в значительной степени и за счет ассимиляции киргизами кочевого, отчасти оседлого населения Тянь-Шаня» (16), – констатировал ученый.
Многие гипотезы, предложенные А.Н. Бернштамом, ждут исследований и в наши дни. Среди них: синкретизм культур кочевого и оседлого населения, определивший ее специфическое отличие от культур других земледельческих центров Средней Азии; проблема происхождения кыргызского народа; наскальные изображения Саймалы-Таш и Араванской скалы; буддизм и христианство в Средней Азии; нумизматика и эпиграфика и другие.
Следует отметить, что его археологические исследования были всегда связаны с историко-востоковедческими изысканиями, анализировались с позиций историзма с привлечением письменных источников.
За особые заслуги в развитии исторической науки в Кыргызстане А.Н. Бернштам в 1945 г. был удостоен почетного звания «Заслуженный деятель науки Киргизской ССР», в 1946 г. награжден орденом Трудового Красного Знамени.
Исследовательскую работу Александр Натанович сочетал с преподавательской деятельностью на кафедре археологии Ленинградского государственного университета, где читал спецкурсы по исследуемым им проблемам. Многие ученые-археологи Средней Азии были учениками А.Н. Бернштама. В составе его экспедиций всегда были студенты центральных и местных вузов. И почти все они стали специалистами по археологии, этнографии и истории народов Средней Азии или тюркологии.
В рукописном фонде Национальной академии наук до сих пор хранятся многочисленные планы и отчеты экспедиций, бумаги организационного плана и много других записок. И среди них только положительные характеристики, написанные А.Н. Бернштамом на своих учеников и сотрудников, в какие бы органы они ни потребовались.
В Ленинград он вернулся в 1945 г., но каждый год приезжал в Кыргызстан – в страну с богатой историей, исследованию которой посвятил ученый всю свою жизнь.



Примечания

1. Впоследствии – Институт археологии, ныне вновь Институт истории материальной культуры в г. Санкт-Петербурге.
2. Бернштам А.Н. Историко-археологические очерки Тянь-Шаня и Памиро-Алая // МИА № 26. – М.; Л., 1952. – С. 7.
3. Бернштам А.Н. Избранные труды по археологии и истории кыргызов и Кыргызстана. – Бишкек, 1998. – Т. 2. – С. 321.
4. Там же. – С. 319.
5. См. Путеводитель по историко-археологическому отделу. – Фрунзе, 1943. Составила М.С. Акимова, под общей редакцией А.Н. Бернштама.
6. Бернштам А.Н. Историко-культурное прошлое Северной Киргизии по материалам Большого Чуйского канала. – Фрунзе, 1943 // Бернштам А.Н. Избранные труды…– Бишкек, 1997. – Т. I. – С. 141–142.
7. Бернштам А.Н. Наскальные изображения Саймалы-Таш // СЭ. – 1952. – Т.2. – С. 50– 68 // Бернштам А.Н. Избранные труды… Т. I. – С. 388.
8. Там же.
9. Там же. – С. 389.
10. Дядюченко Л. По тропе времени // Литературный Киргизстан. – № 7–9. – 1994. – С. 123.
11. Бернштам А.Н. Наскальные изображения Саймалы-Таш // Бернштам А.Н. Избранные труды… Т. I. – С. 393.
12. Дядюченко Л. По тропе времени… – С. 125.
13. Бернштам А.Н. Наскальные изображения Саймалы-Таш // Бернштам А.Н. Избранные труды… Т. I. – С. 403.
14. Там же. – С. 404; Дядюченко Л. По тропе времени… – С. 125.
15. Дядюченко Л. По тропе времени… – С. 128–129.
16. Бернштам А.Н. К вопросу происхождения киргизского народа // СЭ. – Т. 2. – 1955. – С. 20–25. Его же. О появлении киргизов на Тянь-Шане в IX– Х вв. // СЭ. – Т.4. – 1956. – С. 120–123.